Прошлым летом на улице Карла Маркса свершилась «зеленая революция»: старые тополя были полностью вытеснены молодыми деревьями. В обновлении насаждений участвовали общественники, студенты, предприниматели и журналисты, один из кленов даже высадила редакция газеты «Иркутск». Зиму наш «подопечный» пережил благополучно и к лету приятно зазеленел. Чего, к сожалению, не скажешь о его соседях: из 186 саженцев не прижились 28, их пришлось заменить. От чего зависит выживаемость молодых деревьев, какие породы считаются непригодными для городского озеленения и какими будут культуры будущего — об этом наш корреспондент поговорила с директором Сибирского института физиологии и биохимии растений СО РАН, доктором биологических наук Виктором Ворониным. Корр.: В прошлом году 15% деревец, высаженных на Карла Маркса, не прижились. Однако некоторые специалисты утверждают, что при посадке до 30% городских деревьев могут погибать. Это действительно норма? В. Воронин: Конечно, нет. Я понимаю, если 10% не прижились, но когда 30% — это свидетельствует о том, что за растениями нет должного ухода. Недавно прогуливался вдоль 130-го квартала, где посадили черемуху Маака. Роскошное дерево, но из нескольких десятков деревьев уцелело не больше двух-трех. Это вообще наша большая проблема — запущенность деревьев. Например, те же самые тополя нужно вовремя обрезать, тогда они не будут формировать чересчур раскидистую крону и не придется подвергать их грубой обрезке под «остолопов» — когда остается лишь голый ствол и несколько веток. Если же производить обрезку планомерно по всему городу, то примерно раз в пять лет каждое дерево получит долю внимания. Этого вполне достаточно. Тогда насаждения будут выглядеть компактно и аккуратно. Замечательный пример на улице Канадзавы: там тополя стоят колоннами, никому не мешают, прекрасно выглядят. Это пример удачной обрезки. Такой уход требуется каждому дереву. — А могут ли горожане сами делать обрезку, если, например, ветви мешают, закрывают солнечный свет в квартире? — Разумеется, нет, в этом случае нужно звонить в городскую службу. Если самому отпилить, во-первых, получите штраф. Во-вторых, повредите дерево. Ведь рану нужно дезинфицировать. Обращали внимание, как тополя на месте сруба красят белой или зеленой краской? Так закрывают рану. Иначе ее моментально поражают споры грибов, и дерево гниет. — Многих горожан возмутил масштаб вырубки тополей в рамках обновления Карла Маркса. На ваш взгляд, это было оправдано? — В городе тополь живет 60—80 лет, это его предельный возраст. Потом он начинает гнить, при сильных ветрах деревья падают, нанося урон горожанам. Люди негодуют при уборке крупных деревьев, потому что привыкли видеть их рослыми, крепкими, высокими. Но когда-то ведь и они были маленькими и приземистыми, старожилы  помнят их еще такими. Нет ничего вечного. Я думаю, споров вокруг обновления насаждений было бы меньше, если бы деревья заменяли не юными деревцами, а уже подросшими до 2-3 метров деревьями, с закрытой корневой системой. Это недорогая и несложная технология. При реконструкции улиц иногда физически невозможно сохранить дерево. Город у нас старый, улицы узкие, расширяться особо некуда. Я бы, честно говоря, в ряде мест пожертвовал нашими газонами ради расширения транспортных магистралей. Большинство газонов не выполняет своих функций, но служат источниками грязи, которая смывается с них на проезжую часть и тротуары. К тому же, косвенным образом они ухудшают экологическую ситуацию: съедают часть дороги, в итоге машины стоят в пробках и загрязняют воздух. — Мы все говорим про тополя, а вообще, какие деревья подходят для озеленения? — Во-первых, умеющие выживать в городских условиях, которым будут нипочем реагенты для дорог, асфальт, насекомые и прочие негативные факторы. Во-вторых, обладающие функцией фильтра, очищающие воздух от газов и пыли. В-третьих, это должны быть массово тиражируемые и не очень дорогие породы, чтобы зеленые насаждения  можно было постоянно реставрировать и заменять. Номер один в газоочистке — все-таки тополь. Поэтому его нельзя полностью выводить из города. Неплохо было бы  просто заменить раскидистые бальзамические, например, черными берлинскими  пирамидальными тополями, которые растут этакими зелеными колоннами. Пирамидальные серебристые тополя тоже хороши, но они растут  медленнее и весной поздно дают листву, что не всем нравится. Зато стоят зеленые до конца октября. Второй эффективный атмосферный «пылесос» — вяз, два его вида (мелколистный и японский) уже адаптированы к нашим условиям. А вот хвойные породы не пригодны для городского озеленения. Сосна неустойчива к выхлопным газам и вообще невыразительна. Чтобы она смотрелась хорошо, нужно высадить целую рощу. Лиственница тоже не подходит: в Иркутске она больше чем на половину поражена почковой галлицей. Наши березы в массе поражены бактериальной водянкой — значит, неустойчивы к болезням, не годятся для озеленения. Сейчас в принципе появились новые болезни, которых раньше не было. Точнее, они были, но в спящем режиме — их сдерживали суровые природные условия. На фоне общего потепления болезни стали массово проявляться. Плюс какие-то заболевания, например горностаевую моль, завезли из-за границы, скорее всего из Узбекистана и Казахстана на овощах, фруктах, листьях. — Лет 60 назад на месте Академгородка был пустырь — ни травинки, а сегодня это самое зеленое место в городе, причем здесь практически нет больных деревьев. В чем секрет? Особый уход? — В то время в Академгородке существовала специальная служба озеленения, и ассортимент парка подбирался профессиональным дендрологом. Здесь у нас порядка 60 интродуцентов — растений и кустарников, завезенных из разных регионов. Подбирались специальные ландшафтные группы, чтобы деревья были совместимы, чтобы под сенью одних росли другие. Это результат толковой политики озеленения. Поэтому обновлять дендропарк полностью, как улицу Карла Маркса, никогда не придется — он уже функционирует самостоятельно, деревья стали дикоросами, достаточно иногда их обновлять. Например, в прошлом году, к 55-летию Академгородка, мы высадили аллею из голубых елочек. Досадно, что  через неделю три из них кто-то прибрал к рукам, а зимой выломали еще две. — В Красноярске есть такая практика: на летний период они пальмы в кадках ставят вдоль набережной. Как думаете, у нас бы такое прижилось? — А почему бы нет? Это, конечно, ландшафтный дизайн, а не озеленение, но пальмы на берегу Ангары оживили бы сибирскую природу. На зиму их можно было бы поместить в какую-нибудь оранжерею, например, в Ботаническом сада ИГУ. — К чему сегодня в целом стремится наука о растениях? — Проблемы устойчивости и продуктивности — ключевая задача. И в приоритете, конечно, не декоративные деревья, а культуры будущего. К примеру, сейчас весь мир переходит на биоэнергетику и нужно создавать новые сорта деревьев и трав (таких как амарант или сахалинской гречиха), которые  быстро растут и накапливают целлюлозу. Затем из биомассы этих растений получается биотопливо, которое с успехом может заменять нефть и бензин. Важными являются работы нашего института по выведению новых сортов пшеницы и сои. Сейчас российское сельское хозяйство критически зависит от семян зарубежных поставщиков, в которые уже заложен «выключатель» — ген, который позволяет им сохранять свои выдающиеся качества только один год, а затем нужно вновь покупать семена. Тем самым гарантируют очередные поставки семян опять же из-за рубежа. Мы стараемся избавиться от этой зависимости, создав новые сорта. Активно развивается в нашем институте и генная инженерия. Посредством генной модификации растения начинают проявлять нехарактерные для них свойства. Например, под руководством чл-корр. РАН Р.К.Саляева  «сконструированы» томаты, которые продуцируют  вакцину от рака и гепатита C. Образно говоря, съел такой помидор — и получил прививку от рака. Жаль, не все так просто, довести экспериментальный образец до лекарственного препарата очень нелегко. Только клинические испытания оцениваются в астрономические суммы, и даже продав весь институт, мы их не потянем. Но прогресс не стоит на месте и рано или поздно открытия находят свое применение в жизни. Фото Александра Новикова