Террор, охвативший страну в 1937-1938 годах, был подобен пожару. Языки пламени поглощали жизни выдающихся ученых, писателей, политиков, обычных людей — всех, на кого пала легкая тень недоверия. Было безвинно осуждено не менее 4 миллионов человек, а если учитывать раскулаченных, депортированных и высланных, то общее число жертв террора превышает 12 миллионов. Летопись тех страшных лет складывалась из оборванных на полуслове писем, личных дел репрессированных, извещений о смерти и… произведений искусства. Читать историю сталинских репрессий можно и по незавершенной картине Виталия Рогаля «Пантеон Сибири». 108 безвинных  Далекие пики горных вершин, простирающаяся вокруг степь, посреди нее — сколоченная вышка часового, покосившиеся бараки для заключенных и забор, оплетенный колючей проволокой: изломанный, порушенный, местами завалившийся. На его подгнившие доски приклеены черно-белые фотокарточки, с которых смотрят расстрелянные люди. Если посчитать, получается 108 портретов. Вот такой пантеон воздвиг репрессированным сибирякам художник Виталий Рогаль. Благодаря скрупулезности и аккуратности Виталия Сергеевича сегодня мы можем узнать личность каждого, кто изображен на полотне. Портреты на холсте пронумерованы, а сведения о героях собраны в толстую рабочую папку, которая хранится в фондах Музея истории Иркутска. На ее страницах то и дело на полях появляется изображение черной проволоки и пронизывает всю подшивку. Пейзажные наброски, письма, прошения, газетные вырезки, фотографии и справки о реабилитации — здесь все, что имеет отношение к работе. Среди портретов «Пантеона» сразу бросается в глаза крепкий мужчина со смело вскинутым взглядом и усами — это отец художника, Сергей Миронович Рогаль. Рядом с ним сухонький интеллигент в очках и кепке — Александр Вологдин, учитель Виталия Сергеевича, расстрелянный 15 февраля 1938 года. Под восьмым номером — репрессированный китаец Чен Кин Сан, отец Юрия Ножикова (свою фамилию и отчество губернатор получил от отчима). — Фотографии отца Ножикова у нас не было. Мы рассуждали так: наверное, Юрий Абрамович походил на своего отца. Взяли газетные снимки Ножикова, чуть-чуть изменили и перенесли на холст, — рассказывает художник Александр Чегодаев, ученик Рогаля. Но такая вольность была скорее исключением. Остальные герои списывались со снимков, найденных в личных делах и переданных родственниками. Но кто же приносил художнику все эти фотографии? Когда в конце 80-х годов информацию о Большом терроре начали рассекречивать, в Иркутске был создан клуб жертв массовых политических репрессий «Встреча». Люди, в страхе молчавшие десятилетиями, стали охотно вступать в сообщество, общаться, обмениваться информацией. Среди них был и Виталий Рогаль. Он искал сведения о погибшем отце и в то же время черпал материал для будущей картины, собирал фотографии, получал письма из других городов. «Глубокоуважаемый Виталий Сергеевич! Высылаю Вам единственную имеющуюся в моем распоряжении карточку князя М. М. Долгорукова (она из следственного дела)», — пишет художнику родственник расстрелянного князя. В 1989 году Рогаль приступил к написанию «Пантеона Сибири» и проработал над ним почти пятнадцать лет. «Картину я пишу около 10 лет. Совсем немного осталось, чтоб ее закончить, но в мастерской на Российской, 18, кв. 33 уже год как нет тепла. Домоуправление требует с меня какие-то железные трубы, — обращается художник в письме к тогдашнему мэру Владимиру Якубовскому. — И там (на Халтурина, 3 — прим. автора) тепла нет, в мастерской бетонный пол, двери железные наружные, коридор холодный. Убедительно прошу вас помочь мне утеплить мастерскую на Халтурина <…>, на Российской дать тепло, чтобы я не студился и спокойно заканчивал «Пантеон Сибири». В последние годы Виталию Сергеевичу помогали его ученики, художники Юрий Квасов и Александр Чегодаев. Первый время от времени дописывал пейзаж, а второй — портреты. — Он пожилой уже был, наверх трудно лазить, а картина почти пять метров высотой. Вот и просил в некоторых местах «подкрасить», — рассказывает Юрий Квасов. — Я ему еще доски старые приносил, чтобы фактуру забора точнее передать. Он на них бумажки приклеивал и прописывал досконально. Помню, я как-то спросил: «Виталий Сергеевич, тут же не все фотографии настоящие?», а он обиженно ответил: «Да я буквально по крупицам собираю сведения, чтобы все было так». Картину он практически завершил, не успел только передний план дописать. Виталий Сергеевич до последнего не оставлял надежды закончить свою монументальную работу, но болезнь остановила его. «Сегодня первый раз увидел по-настоящему свою работу «Пантеон Сибири». <…> Поставить шесть свечей у памятника с крестом. С правой стороны на траве две свечи и роза, — писал он в дневнике. — Завтра почистить палитру и приступить к живописи. Хватит болеть и принимать ненужные процедуры». Отцовский след  Между тем, есть сведения, что по первоначальной задумке автора на заборе должно было появиться не 108 портретов, а лишь один. «Изначально Виталий Сергеевич планировал поместить туда только фотографию отца», — говорит Александр Чегодаев. Сергея Рогаля арестовали 4 февраля 1938 года. В то время он жил в поселке Кадуй Нижнеудинского района с женой и четырьмя сыновьями, работал огородником в промартели. — Для Сергея Мироновича это была не первая репрессия. В 1929 году он был раскулачен и выслан из украинского села Снегиревка в Нижнеудинский район, следом за ним отправили всю семью, —рассказывает Ирина Терновая, замдиректора музея истории Иркутска, руководитель клуба жертв массовых политических репрессий «Встреча». Почему в 1938 году на отца обрушилась немилость властей и, главное, как сложилась его судьба, Виталий Сергеевич долгое время не мог выяснить. По официальным данным, Сергей Миронович якобы умер в исправительно-трудовом лагере 27 февраля 1943 года от сердечного приступа. На самом деле его расстреляли пятью годами раньше. — Виталий Сергеевич не мог отыскать сведений об отце из-за путаницы с фамилией. В документах написали не Рогаль, а Роголь, и потому запросы оставались безрезультатны, — объясняет Ирина Терновая. Когда Рогаль нашел в архиве КГБ соответствующие документы, ему открылась правда — отец был расстрелян. А ведь родные считали, что Сергей Миронович погиб в Нижнеудинске. И потому каждый раз, проезжая мимо этого места, художник выходил на станции и оставлял букет цветов на перроне в память о своем отце. Поводом для ареста и расстрела Сергея Мироновича послужила причастность к контрреволюционной белогвардейской повстанческой организации. Разумеется, причастность была выдуманной. Собственно, как и сама повстанческая организация. — Данная организация якобы действовала по директивам японских военно-разведывательных органов, а в ее задачи входил шпионаж в пользу Германии, Японии, Польши, Англии, диверсионная работа на оборонных предприятиях, железной дороге, подготовка бактериологических диверсий, организация террористических групп, — продолжает Ирина Ивановна. — Всего по этому делу было арестовано 615 человек, в том числе отец художника. Разграничить и восстановить  Людям, приговоренным к смерти, приходилось ожидать своей очереди на расстрел. Он производился прямо в центре города, в подвале здания УНКВД на Литвинова, 13. Стены камеры были обиты железом, а на полу лежали опилки. Расправу производил один человек. По словам Ирины Терновой, палач вызывал жертв по списку, ставил их на колени, производил выстрел в затылок, в область мозжечка. Беспощадный конвейер приостанавливался, только когда трупов набиралось на две машины. Куда их везли дальше — это оставалось загадкой на протяжении многих лет. В документах Виталия Рогаля нашлась газетная заметка из «Восточно-Сибирской правды» от 11 ноября 1988 года, в которой журналист Лев Перминов пишет: «Году в 38-м мой брат случайно стал свидетелем важного факта. Вечером на улице в Чите к нему обратился шофер с вопросом: как найти Софийскую просеку? Брат показал дорогу, но, заподозрив необычное, когда шофер собирался тронуться с места, заглянул в небрежно закрытый брезентом кузов машины. Он был заполнен трупами (разумеется, казненных). Значит, и в Иркутске, как и во многих других городах, останки надо искать в лесах». Так оно и вышло. В 1989 году слухи о том, что массовое захоронение репрессированных находится под селом Пивовариха, подтвердились. — Когда люди перестали бояться, нашлись свидетели, которые показали это место. Раньше там было картофельное поле для работников аэропорта, а в 500 метрах находился оздоровительный лагерь для детей сотрудников НКВД, — отмечает Ирина Терновая. — 29 сентября 1989 года сотрудники следственного комитета, представители общества «Мемориал» и иркутские археологи отправились туда, чтобы произвести шурфовку. Буквально несколько шурфов — и пошли первые находки. Когда специалисты стали поднимать останки, сразу заметили следы пулевых отверстий, раздробленные черепа, фрагменты обуви, мыльницы, портмоне, очки, пенсне, кружки. Видимо, осужденные как отправлялись с вещами на выход, так и ложились в могилу. 11 ноября 1989 года останки 304 человек были перезахоронены в братскую могилу, а на этом месте открыт Мемориальный комплекс памяти жертв политических репрессий «Пивовариха». Границы мемориальной зоны до сих пор размыты: по данным регионального УКГБ, под землей может находиться около 15-17 тысяч человек. Эта территория нуждается в четком разграничении и обособлении, настаивают представители организации «Мемориал». А картине «Пантеон Сибири», в свою очередь, необходима реставрация. С левого края полотна заметны следы повреждений, лиц в этом месте практически не различить. Сначала картина пострадала при натягивании холста на новый подрамник, а затем — во время затопления выставочного центра. По прогнозам специалистов, на ее реставрацию требуется порядка 600 тысяч рублей. Чем больше затягивается процесс, тем безжалостнее на полотне отпечаток времени — еще немного, и портреты растрескаются, краска осыплется, и лица жертв террора навсегда исчезнут с холста. Фото Яны Ушаковой