Врач городской клинической больницы № 3, кандидат медицинских наук Александр Семенов работает нейрохирургом более 20 лет. Он провел около двух тысяч успешных операций на головном и спинном мозге. В этом году Семенову присвоено звание «Заслуженный врач Российской Федерации». Теперь Александр Валерьевич — самый молодой нейрохирург в Приангарье, который удостоен столь почетного звания. «Мне повезло, мой учитель — профессор Благодатский»   Указ о присвоении почетного звания Александру Семенову президент РФ Владимир Путин подписал 23 апреля. Широкой публике новость стала доступна лишь в начале июня, и это автоматически сделало из городского врача публичную фигуру. Сам он признается: повышенное внимание непривычно. Надеется, что скоро все уляжется и можно будет работать не отвлекаясь. И тут, надо отметить, Александр Валерьевич лукавит. Только за время нашей двухчасовой беседы он отвлекался раз двадцать: подписывал бумаги, давал консультацию коллеге, отвечал на звонки… — Постоянно на связи? — не могу удержаться от вопроса. — Да, даю свой сотовый телефон родным пациентов. Особенно в тяжелых случаях, когда нужна обратная связь. Родственникам ведь тоже требуется помощь — психологическая. Это, конечно, отнимает время, но я уже привык. В этом вообще особенность нашей больницы. Третья кировская — экстренная, круглосуточная «неотложка». Пациенты с острой нейрохирургической патологией, черепно-мозговыми травмами и травмами позвоночника поступают к нам со всего Иркутска. В том числе и гости города, даже иностранцы. А поскольку я заведующий отделением, то мне и дома не всегда удается отдохнуть. Коллеги могут и ночью позвонить, когда нужно срочно принять решение. И решение это должно быть правильным. — Когда вы поняли, что нейрохирургия — ваше призвание?  — Во время учебы в мединституте, когда познакомился с профессором Михаилом Благодатским. Мне повезло, он был моим учителем. Я и сам к этому стремился. Был убежден и до сих пор считаю, что учиться надо от человека к человеку: найти мастера и смотреть, как он делает. Хотя это непросто. Далеко не всегда люди хотят делиться своими знаниями. — Даже врачи? — Знаете такую сказку — «Ученик лекаря»? Про придворного медика, который держал в секрете свои методы лечения. Он брал себе ученика, но только глухонемого, чтобы тот не мог раскрыть тайны. Сейчас такого, конечно, нет. Но и фактов, когда доктора на добровольных началах ведут просветительскую деятельность, популяризируют свою специальность, к сожалению, не так много. — А вы своим опытом делитесь? — До сих пор по пятницам веду студенческий нейрохирургический кружок. Его открывал еще профессор Благодатский, а я попал туда, будучи студентом четвертого курса. Уже после аспирантуры, когда работал на кафедре мединститута, ко мне подошли учащиеся и спросили — почему у вас нет кружка? И в 2002 году я его возродил, начав заниматься со своими студентами. Многие из тех ребят стали нейрохирургами. Как воспитать доктора Хауса?  — Александр Валерьевич, почему вы выбрали профессию врача? — Мои родители никакого отношения к медицине не имеют. Отец инженер, мама литератор, работает в Союзе писателей. Отец окончил Политех, работал на авиационном заводе, потом в аэропорту. Меня же в школе интересовали химия и биология. Я даже планировал идти на биолого-почвенный факультет. Но в нашей школе номер двадцать появился учитель истории, который подсказал, что из меня получится хороший доктор. Мне, правда, в то время казалось, что мединститут — это нечто недостижимое, где учатся только суперотличники. Опасения, в общем, подтвердились. Уже при поступлении увидел многих ребят, с которыми встречался на школьных олимпиадах. А поступил я, кстати, с первого раза, но не гладко, хотя и окончил школу с серебряной медалью — не хватило одного балла. Но потом вдруг организовали дополнительный набор. Я был настолько впечатлен, что увидел в этом знак судьбы. — В наши дни медицина, увы, уже не так престижна. Почему?  — Легко купить компьютерный томограф (это, конечно, важно), но воспитать специалиста — намного сложнее. Человек должен быть трудолюбивым, умным, талантливым, с интересом. Вот как вырастить доктора Хауса у нас? Ведь именно вокруг высококлассных специалистов все и вращается. И если мы хотим, чтобы медицина развивалась, в нее должна приходить талантливая молодежь. А ей, в свою очередь, нужен стимул, и не только материальный. Возьмем ту же Америку. У них резидентура — 7 лет. И у резидентов-нейрохирургов норма в клинике — 100 часов в неделю! И это такая система отсева — на выносливость, выживаемость. Но сделай нашей молодежи такой курс — многие разбегутся! А почему? Да потому что для них такой труд в тягость, а перспектив не видно. В Америке же, если человек становится нейрохирургом, получает лицензию, он априори становится состоятельным. Другое дело, что молодые люди не всегда осознают: материальные ценности для высококлассного специалиста не главное. Нейрохирургию нужно любить. Если заниматься этим из-под палки, это практически каторга. Увы, в современном потребительском обществе идейных людей все меньше. «Чувствую, как бьется мое сердце…»  — Вы постоянно работаете с живым мозгом человека. Что вы при этом чувствуете? — Мозг прекрасен, на самом деле. Особенно когда работаешь с оптикой, микроскопом — видишь его как нечто красивое, чистое. Как космос! Разумеется, это ответственно. Во время работы нейрохирурги стараются минимизировать повреждения, не затрагивая наиболее жизненно важные участки. — Александр Валерьевич, вы, наверное, знаете, где в мозгу возникает мысленный процесс? Где рождается наше «Я»?  — Нет, где рождается мысль, науке пока неизвестно. Более того, функциональные зоны мозга, благодаря новому виду диагностики, сегодня начали изучать по-новому. Выяснили, например, что существуют не три фазы сна, как думали ранее, а около семи. И что в этом процессе участвует весь мозг. Есть определенные локализации (левая лобная доля — интеллект, левая височная доля — понимание речи), но в целом наш мозг — это многомиллиардная сеть нейронов, где все взаимосвязано. — Какие операции из вашей практики вам запомнились? — Так получилось, что я осваивал много техник, которые до этого у нас не делали. Это касается некоторых опухолей мозга, сосудистых заболеваний, болевых синдромов. Многочасовые операции (по семь-десять часов) тоже не редкость. Любая операция — это, по сути, схватка с болезнью. И у хирурга должен быть определенный инстинкт охотника. Был случай, когда во время операции пришлось полностью пережать внутреннюю сонную артерию... Когда с сосудами работаешь, нередко проходишь по грани. В такие моменты я даже чувствую, как бьется мое сердце. Как сказал один мой кружковец, ныне заведующий нейрохирургическим отделением одной из московских городских больниц: «Видно, как у вас колеблется грудная клетка от сердечных сокращений». И вот в такой момент у пациентки полилась кровь… Единственный способ остановить струйное кровотечение в этой ситуации — пережать сонную артерию, которая снабжает целое полушарие головного мозга. Что я и сделал. К моему изумлению, женщина проснулась после операции без малейшего неврологического дефицита. Оказалось, что у нее хорошая система сосудистых анастомозов, кровь пошла к мозгу через другую сонную артерию. — Ошибки тоже были? — Единичные случаи, но, мне кажется, я их все помню. Говорят, не ошибается тот, кто ничего не делает, но это непростой для хирургии вопрос… При этом важно, как хирург переживает ошибку, особенно если она привела к инвалидности или смерти пациента. На мой взгляд, искупление (частичное, хотя бы для самого себя) — в том, что ошибку нужно признать. Следует озвучить ее, разбирать в коллективе, но главное — сделать все, чтобы организационно минимизировать повторение ситуации. Энергию своего сожаления надо перенаправить в это русло. И знаете, что еще очень важно? Если люди видят, что хирург бился до последнего, ему простят многое. Пример для молодежи — Присвоение звания заслуженного врача России стало для вас неожиданностью? — На начальном этапе да. Я очень благодарен сотрудникам администрации больницы, министерства здравоохранения региона и администрации области, которые подали документы в Москву. Если честно, я испытываю некоторое стеснение, чувствую себя в свете прожекторов на публике. Все-таки я довольно молод, мне всего сорок семь лет. Было бы проще без всеобщего внимания к моей персоне, тем более что ответственность при таком внимании не уменьшается, а увеличивается. Но есть и плюсы. Это важно для моих родителей и моих учителей в школе и в институте. Это важно для моей семьи (моя жена — врач-невролог, старший сын поступил в медицинский университет, младший еще школьник). Важно для молодежи. Чтобы будущие нейрохирурги знали, что их тоже могут оценить. Даже если ты работаешь не на престижных центральных базах (в Москве, Питере), а в обычной городской больнице. Фото автора