Лауреат многих престижных литературных премий, один из самых читаемых современных русских писателей, публицист, общественный деятель Захар Прилепин, принявший участие в состоявшемся в Иркутске Международном кинофоруме «Золотой витязь», поделился с нами своими размышлениями об истории России и писательстве. Знаки времени — Последние три года для меня связаны с событиями на Донбассе, с реакцией, которая четко разделила нашу общественность. Сразу стало ясно, кто есть кто. Кто болеет за русских людей, а кто болеет непонятно за кого, за некие неведомые отвратительные силы. И эти события, и появление ополченцев, и реакция лучших людей России стали знаковыми. Толстой и Хемингуэй говорили, что лучших в своей жизни людей встретили на войне. Бестужев-Марлинский писал, что на поле брани произошла его встреча с народом. Русское дворянство с высоты и со стороны — «наискось» — наблюдало жизнь народа. На войне они помещались в одно пространство, в одни позиции и вдруг начинали видеть потрясающего русского человека. Все типажи, которые потом Лев Толстой столь гениально описал, были увидены на полях войны. Прошло сто, сто пятьдесят, двести лет, а ситуация не изменилась. Люди, которые сегодня воюют на Донбассе, «безъязыкие». Если бы я в силу обстоятельств не был туда помещен, их вполне могли бы воспринимать по отзывам столичной снобистской псевдоинтеллигенции, которая снисходительно уверяет, что там не нашедшие себя в мирной жизни «сборища отвратительного необразованного быдла». В ответ справедливо можно сказать: «А вы, ребята, не нашли себя в военной жизни». Гражданский человек перестал испытывать пиетет, уважение по отношению к людям, которые на кон ставят самое важное — собственную жизнь. Когда попадаешь в эту среду, понимаешь, какие там удивительные люди — живые, яркие, страстные, честные. И ты думаешь: русские люди живы, народ жив. Благодаришь Господа, что тебе дано счастье быть к ним причастным, называть их товарищами. Недавно собрал антологию под названием «Я — израненная земля» и увидел, что события на Донбассе стали фактом культуры, русской литературы, чего не было ни с событиями в Чечне, ни с событиями в Афганистане. А Донбасс дал великолепную поэтическую традицию. В болезненных муках, отряхивая с себя всю слизь, которая налипла за четверть века, мы теперь видим, куда идем. Мы видим свое солнце, свои горизонты. Я считаю, что ничего плохого с Россией уже не случится. Все мои мучительные думы об исходе России, которые не давали покоя в девяностые, прекратились. Я знаю, что теперь все будет в порядке. Россия — святая. С падениями и взлетами  — Я убежден, что революция октября-ноября 1917 года — это народное деяние. И гражданская война — народное деяние, со всеми грехами, со всеми взлетами и поразительными открытиями. Мы несем за нее ответственность и вправе ей гордиться, потому что это не только те ужасы, о которых много говорят, но и «Тихий Дон», и «Анна Снегина» Есенина, и «Двенадцать» Блока. Это то, что дало ощутить народу необычайную свою огромность, повлиять на судьбы человечества. В конечном итоге это космос в прямом и метафизическом смысле. Будут проходить десятилетия, столетия, но революция 1917 года зафиксирована в истории как одно из важнейших событий для всего человечества. Русские люди совершили глобальный переворот и сказали — мы равные участники мировых событий. Для всех живущих в Азии, Африке, Латинской Америке это было чудом и по сей день остается чудом. Тогда было достигнуто великое христианское равенство — момент религиозный, удивительный. Мы его не замечаем, упрощаем. Есть утверждение, что само собой бы все произошло, развивалась бы демократия. Не правда, не произошло бы. Посмотрите, в каком ужасе пребывают страны Африки и Азии. Представители англосаксонской нации прилетают туда, бомбят, убивают по 200—300 тысяч человек. Сейчас в мире идет 60 войн. О каком приходе демократии можно говорить? О каком прогрессе? Если бы не революция, все процессы в странах третьего мира были бы заморожены на столетия. Мы бы не имели свода мощнейших литератур — африканской, латиноамериканской, азиатской, которые появились так или иначе посредством Советского Союза, при помощи нашего прорыва. Литературный такт  — Не лукавя могу сказать, что воспринимаю писательство без пиетета. Всю наносную, характерную для молодых писателей патетику в отношении к себе как к человеку, который занимается высоким служением, я терпеть не могу. Надо всегда помнить, как Пушкин относился к себе — осознавая в себе гения, мог по этому поводу иронизировать. Я пишу легко, не буду делать вид, что страдаю в момент написания. Жить бывает сложно, но Бог не по силам ношу не дает. Живешь сложно — пишешь легко. Как работал Валентин Григорьевич Распутин, я не знаю, но у него было замечательное качество — если не надо было писать -- он не писал, потому и сохранил себя как огромного писателя. Распутин блистателен и в этом смысле. Он написал шесть классических повестей — ровно столько, сколько было необходимо. В этом и состояло его понимание собственной сути, его литературный такт. Все сбылось  — Жизнь полна удивительных откровений. И осознание присутствия силы, которая больше нас, не то что никогда не покидало, а усиливалось. Я болезненно переносил все, что было связано с распадом страны. Но наше время удивительное, потрясающее. И жизнь воспринимается как чудесное кино. Люди, на которых я смотрел в юности как на полубогов, сегодня зовут меня в гости. Я выезжаю с Донбасса на три дня и еду к Эмиру Кустурице, от него отправляюсь к Никите Михалкову. Валентин Григорьевич Распутин передавал мне приветы и поклоны. Станислав Говорухин звонит мне прямо на позиции, в окоп. Мыслимо ли? Мог ли я себе это представить в 1987 году, когда уже знал обо всех этих людях и они были для меня абсолютными небожителями? А оказалось, что все это рядом. Сегодня утром я проснулся в самолете и подумал: как прекрасно, что лечу в Иркутск, просто счастье! А сейчас вернусь домой, меня дети обнимут. Потом сяду в машину, поеду в Донецк, а там мои бойцы ждут меня и любят. Непрестанное счастье. Оно льется и льется. Фото из архива писателя