«Как не хватает его!» — слышишь от иркутян каждый раз, когда речь заходит о Салацком. Николай Францевич почти двадцать лет проработал председателем Иркутского горисполкома и был самым известным мэром города в советское время. Невозможно объяснить феномен всеобщей любви к человеку, который, казалось бы, просто исполнял свой долг. Но настолько редко встречается во власти такой тип людей — бессребреников, чистых душой и горячих сердцем, что и после ухода о нем вспоминают лишь с любовью и благодарностью. «Мостики Салацкого»  В предместье Радищево протекает небольшая речушка, на которую спускаются улицы Ивана Кочубея, Чапаева, Госпитальная и Войкова. Эта безобидная речка в жаркое время года настолько мельчает, что через нее, как говорят, и курица вброд перейдет. Но вот весной, когда тает снег, и осенью, когда зарядят дожди, она превращается в грозно бурлящий поток. Вот тогда-то жителям окрестных домов остается разве что вплавь переправляться. В советское время радищевцы упорно жаловались в районную администрацию, пока кто-то не добрался до председателя горисполкома Николая Францевича Салацкого. Каково же было удивление людей, когда на следующее утро градоначальник появился в Радищево сам. Это был среднего роста человек в фетровой шляпе и светлом плаще, чуть прихрамывающий на ногу из-за фронтового ранения, с неизменной тросточкой в руке. Он внимательно осмотрел стихийные переправы, устроенные жителями из досок, а на другой день в Радищево приехали трактора и бульдозеры, расчистили территорию. Вскоре через реку были перекинуты мостки и сделаны перила. Эти переправы люди из чувства уважения и благодарности стали называть «мостиками Салацкого». «На фронте плохих людей не было»  Николай Францевич успел написать книгу о своей жизни «О былом как было». Простым и доступным языком он рассказал о своей семье, о своем детстве и юности, которые он провел в тайге, в селе Владимировке, в непрестанной работе в леспромхозах. Войну Николай Францевич запомнил по жестоким боям на Курской дуге. «…Стихло. Многие немцы удрали, многих перебили, и они лежали в землянках, в траншеях. Мы с Поповым, Цыганковым и Мищенко присели. Это было у опушки березовой рощи у села Красное… Сколько же нас осталось? Связи никакой. К комбату пришло всего семь человек, а было 120 человек. Сели в землянке, безмолвно смотрим на комбата… Смотрим друг на друга, и узнать трудно. Гимнастерки, штаны у всех прострелены, изорваны, все в земле, в грязи, в крови. Лица осунулись… Вдруг сильный крик: «В ружье!» Немцы перешли в контрнаступление. Мы выбежали из землянки и увидели восемь немецких «тигров», а за ними много пехотинцев. Они наступали на высоту, где заняла оборону группа Чупина. Комбат повернулся ко мне и сказал: «Коля, ты только что пришел с этой высоты, бери все, что осталось здесь, два станковых расчета, остатки хозвзвода, моего ординарца, берите сколько возможно противотанковых и ручных гранат и быстро соединитесь с группой Чупина, вместе с ним держите оборону до подхода подкреплений. Сделайте все, чтобы танки не прошли»… Немецкие танки и пехотинцы — совсем рядом… Они беспрерывно вели такой сильный огонь, что и голову было трудно поднять. Я вскакиваю, кричу: «За Родину! За Сталина!» И делаю последний прыжок к траншее… В это время сильный удар. Через какой-то миг очнулся, увидел капитана Чупина и тихо сказал: «Товарищ капитан, меня убило»... Он сильным рывком стащил меня в траншею и дал распоряжение санитару Адельбаеву меня перевязать. Я лежу на спине, все было разбито, спрашиваю Адельбаева, он отвечает: «Все разбито, но кишок не видать». И здесь опять капитан: «Немедленно санподушку и марлю, и выбросить его из траншеи, за бруствер, надо его спасти». Сам подхватил меня под спину, Цыганков и Адельбаев за голову и ноги и стали раскачивать, чтобы выбросить из траншеи. Траншея была глубокой. Капитан ойкнул и упал. Цыганков крикнул: «Убило капитана». А я оказался за бруствером, под сильным огнем меня затащили в подвал сгоревшего дома. Подъехала повозка, кто-то меня вытащил, и я был доставлен в медсанбат. Через два-три дня оперировали и все допрашивали, чем тебя так угораздило, и приговаривали: «Ты родился под счастливой звездой, теперь будешь жить до ста лет». Множество крупных и мелких осколков и пулю извлекли из правой подвздошной области и правого бедренного сустава. Николай Францевич чудом выжил, но прихрамывал на правую ногу до конца своих дней. «На фронте плохих людей не было!» — утверждал он всю жизнь. "Хозяин Иркутска"  Тяжелое голодное детство в тайге, трудовая юность в леспромхозах, фронтовое прошлое, умение терпеть боль и преодолевать любые невзгоды сделали Николая Францевича тем человеком, каким его и запомнили иркутяне. — Каждое утро в шесть он уже был на ногах, — рассказывает Владимир Ильич Преловский, председатель совета ветеранов Правобережного округа. — А в семь его можно было встретить в любом из строящихся районов. В Иркутске в то время было развернуто широкомасштабное строительство: возводились первые дома в микрорайонах Солнечном и Юбилейном, на Синюшиной горе. И Салацкий с утра объезжал все стройки, следил за работой. Кроме того, Николая Францевича часто можно было увидеть на улице беседующим с иркутянами: он никогда не чурался простых людей. Разговаривал и с дворниками, и с начальниками строек. Владимир Ильич вспоминает, как работал заместителем председателя Облпотребсоюза — огромной организации, насчитывающей свыше 20 тысяч человек по всей Иркутской области — и не мог решить один важный вопрос. Нужно было освободить несколько зданий в городе и переехать в одно — на улице Гагарина. Но для этого необходимо было возвести два пристроя к основному зданию и сделать подземные гаражи. Горисполком на заявление Преловского не ответил ни «да», ни «нет». Время шло, а дело, казалось, было положено под сукно. И вдруг в семь утра ему назначает встречу сам Салацкий! — Ты что это ходишь и всем жалуешься? — встав из-за стола и стремительно направляясь к Преловскому, спросил Салацкий. — Я не жалуюсь, жалуются только дети. А я пытаюсь решить вопрос о строительстве двух пристроев, — твердо ответил Владимир. — Ладно, не обижайся! Я сам такой же… — сказал Салацкий и стал внимательно слушать вошедшего. Стоит ли говорить, что разрешение было получено. И вскоре два пристроя и подземные гаражи были возведены — Облпотребсоюз переехал в новое здание. А Салацкий каждый день наведывался на эту иркутскую стройку и все восхищался тем, как красиво и быстро работают строители. — Николай Францевич с первой встречи поразил меня своим отношением к людям, — рассказывает Ирина Терновая, заместитель директора Музея истории города Иркутска. — Я попала к нему на прием, будучи студенткой. Когда я с великим трепетом вошла в кабинет Салацкого, он тут же поднялся мне навстречу. Пожилой человек, фронтовик, председатель горисполкома, он не мог себе позволить встретить человека, сидя в кресле. А в 1980 году он стал заместителем председателя ВООПИКа — организации, которая сохраняла культурное наследие Иркутска. Николай Францевич был первым, кто решил, что деревянный Иркутск надо во что бы то ни стало спасти. Он первым стал вести реконструкцию старинных домов на улице Халтурина. Посмотрите на красивые деревянные строения — они и ныне стоят, напоминая об этом удивительном человеке.