В середине марта мировое культурное сообщество отмечало 80-летний юбилей Валентина Распутина. Сказать «праздновало» не поворачивается язык, потому что теперь эта дата неразрывно связана с уходом писателя. К юбилею Валентина Григорьевича канал «Культура» и иркутский драмтеатр подготовили телеспектакль «Последний срок»; на доме писателя установили мемориальную доску, а в деревянной усадьбе на Свердлова, 20 открыли музей, посвященный его жизненному пути и творчеству. Именно там мы столкнулись с героями его произведений.
О необходимости создания в Иркутске музея имени Распутина заговорили сразу после смерти писателя. Разрабатывали концепцию, скрупулезно выбирали место, подходящее по духу. И остановились на скромном деревянном доме по улице Свердлова.
— Это памятник архитектуры, постройка конца XIX века, на плане Иркутска 1899 года он уже был обозначен. Первая основательная реставрация проводилась здесь в 1990-е годы, вторая — перед открытием музея, — рассказывает Елена Манушкина, заведующая отделом Иркутского областного краеведческого музея «Музей им. В. Г. Распутина».
Валентину Григорьевичу чужда была вычурность, он слыл человеком простым, по-деревенски непритязательным. Потому интерьер музея попытались максимально приблизить к убранству обыкновенной русской избы… Скрипнула дверь, и нас обдало терпким запахом древесины, в глубине комнаты мелькнула прялка и кирзовые сапоги.
«Жили мы бедно, и не мы одни, вся деревня жила бедно, земли для хлебов были худородные, мошка (мелкий гнус) заедала скотину, которая днями во все лето спасалась только под дымокуром и только на короткие ночные часы выбегала на выгон, — писал Распутин в очерке «Откуда пошли мои книги». — Да и сами мы ходили в сетках из конского волоса, натягиваемых на голову, мазались дегтем».
Музей писателя открыли выставкой «Откуда есть-пошли мои книги», рассказывающей об истоках творчества и жизни Валентина Григорьевича. Более двух тысяч экспонатов передал для нее сын прозаика Сергей. Выцветшее свидетельство о рождении писателя, пожелтевшие фотоснимки из семейного альбома, генеалогическое древо Распутиных, восстановленное до 1630 года, — немало здесь интересных реликвий. Распутины поселились на Ангаре еще в конце XVIII века и прожили в своей маленькой Аталанке вплоть до затопления и переноса деревни на новое место.
«Мое детство прошло в глухой ангарской деревне, в 400 километрах от Иркутска. Она и теперь, ставши поселком, переехав на новое место и переменив образ жизни, осталась глухой, моя Аталанка, но не потому, что так и не сумела выдраться из таежных зарослей, а потому, что слишком их вычистила и оказалась никому не нужна. На двух сокровищах стояла Аталанка — на Ангаре и на тайге, — и ни того, ни другого не осталось».
В этой деревушке, образ которой писатель любовно хранил в своем сердце до самой смерти, прошли первые школьные годы Распутина. Разделения по возрастам тогда еще не было: четыре класса сидели вместе, и на всех — только одна учительница. Возглавлял школу в то время Николай Васильевич Ведерников, перебравшийся с другого берега Ангары и моментально завоевавший любовь учеников. Он преподавал историю, а его жена — русский язык и литературу. В одном из интервью Валентин Григорьевич вспоминал, что в той небогатой сельской школе даже была собственная библиотека, пускай и помещавшаяся в одном шкафу. Крадучись, они с друзьями забирались в этот шкаф и выуживали на свет очередное «сокровище» — томик Пушкина, Тургенева или Островского. Второклашки запоем читали серьезнейшие произведения, передавали книги друг другу, делились впечатлениями.
«Я рано пристрастился к книгам, в ученье показывал усердие, и меня после четырех классов деревенской школы, по общему мнению, следовало учить дальше. Непросто было матери решиться на это, мы уже снова куковали без отца. В необходимых случаях мать умела быть твердой, однако нас у нее было трое, я самый старший, начинавший помогать, и на ее окончательное решение повлияло обещание не только родных: не дадим пропасть парню. Дядя Ваня, шофер единственной в колхозе полуторки, привез меня в Усть-Уду, в райцентр, и, выгружая мое барахлишко, так и сказал, это я запомнил: «Мы тебе, парень, не дадим пропасть».
Оторвать старшего сына от сердца Нине Ивановне было нелегко, но она, стиснув зубы, пошла на это, чтобы дать ему хорошее образование. Так одиннадцатилетний Валя отправился в райцентр за 50 километров и начал самостоятельную жизнь. Глава семейства Григорий Никитич в то время помочь ничем не мог — он был далеко от дома, отбывал срок на Колыме. Дело в том, что после войны он устроился начальником почты, и однажды во время службы приключилось страшное — заснул на пароходе, и у него срезали сумку. Григория Никитича обвинили в растрате и на семь лет отправили на магаданские рудники.
Позднее воспоминания об этом периоде, о выживании в незнакомой среде и голодных буднях лягут в основу «Уроков французского». Кстати, портрет той самой милосердной учительницы из рассказа, Лидии Михайловны Молоковой, можно увидеть на выставке. А рядом, как результат прилежности и упорства, — аттестат зрелости Валентина Распутина без единой четверки. С таким безупречным документом он без труда поступил на историко-филологический факультет ИГУ. Как выяснилось позже, молодым человеком двигало не желание стать великим писателем, а мечта вернуться в деревню и работать учителем.
«Было время, когда я, смущенный университетом, образованием, стал стыдиться своего деревенского языка, считать его несовременным. Как же — ведь я изучал теперь Гомера и Шекспира! Надо было соответствовать филологической выправке, не показывать себя лаптем. Вынесенный из деревни язык, конечно, нуждался в обогащении… Но в обогащении, а не замене. Я и не подозревал, каким владел богатством, заталкивая его поглубже и с удовольствием названивая всякими «эквивалентами» и «экзистенциализмами». Выручила опять бабушка, моя незабвенная Марья Герасимовна. Когда я задумал рассказ о ней, тот самый, где она Василиса, эта самая Василиса решительно отказалась говорить на чужом языке. Я и так, и этак, послащивая городским, давал для утешения погорчить во рту деревенским — ничего не выходило. Пришлось подчиниться. Мне с самого начала следовало догадаться, что их «в одну телегу впрячь неможно». Получив свое слово, Василиса сразу заговорила легко и заставила освободиться от книжной оригинальности и автора».
К слову, со своей бабушки Распутин списывал и других центральных героинь: старуху Анну из «Последнего срока» и Дарью Пинигину из «Прощания с Матёрой». Валентин Григорьевич не прибегал к выдумыванию персонажей — их прообразы и так окружали его с самого детства. Например, его друг Демьян Слободчиков впервые появился в рассказе «Мы с Димкой» и позднее перекочевал в другие произведения. Соседки Распутина, сестры Ольга и Галина разглядели себя не только в рассказе «На Родине», но и на фотографиях в музее.
— Эта фотография и у нас дома есть, на ней три класса нашей школы, вот и я стою — три полосочки на кофточке. Снимок был сделан, когда Валентин Григорьевич приезжал в Аталанку, мы тогда учились в 7—8 классе, это был примерно 1977 год, — вспоминает Ольга Крыс.
— Когда Валя приезжал погостить к матери, мы так радовались: ведь он привозил из города фломастеры, книги, гостинцы. Добрый был, великодушный, без заносчивости и высокомерия, — рассуждает Галина Легинь. — Сейчас откроешь его книгу и переносишься в детство: вся деревня оживает на страницах. О нашей маме он написал в рассказе «На Родине», о гибели отца — в «Поминном дне».
Лет 20 назад Ольга и Галина переехали в Усть-Уду. Оставаться в Аталанке стало невыносимо: электричество до сих пор не провели, есть только дизельная станция, от которой зависит — будет сегодня свет в домах или нет. На переезд решились и многие другие старожилы, сегодня во всей деревне осталось около двухсот человек.
«Будь у меня три жизни и пиши я в десять раз быстрей (а я всегда писал медленно), то и тогда мне вполовину не выбрать судеб, которые складывались только в одной нашей деревне, тихой, незаметной до переезда, полусонной».
Выставка «Откуда есть-пошли мои книги» будет работать до конца мая, а осенью 2017 года в музее Валентина Распутина откроется постоянная экспозиция.
Фото Яны Ушаковой
